«Мертвый тореадор» (1864) лежит в позе «Мертвого воина» Веласкеса, портретом «Шута Пабиллос» того же мастера навеян портрет Фора в роли Гамлета (1877). Композиционная схема «Завтрака на траве» (1863) в точности повторяет гравюру Марка Антонио с Рафаэля; ряд работ выдают тесную близость к сюжетам и образцам Мурильо, Зурбарана, Гойи. Даже во многих натюрмортах Мане налицо зависимость от натюрмортов Шардена («Заяц», «Бриошь», «Персики» и др.). Многие заимствования остались не обнаруженными современниками. Правда, Мане принимал меры, чтобы затруднить их обнаружение (перевертывание фигур в обратную сторону,--зеркальное отображение).
О чем говорят эти многочисленные факты музейных воздействий на Мане, исчезающие лишь во второй период его творчества?
Они свидетельствуют, прежде всего, о силе и длительности музейных впечатлений, о глубине воздействия старой художественной культуры. Не удовлетворенный вынесенным из мастерской Кутюра багажом, Мане стремится обогатить свое искусство соприкосновением с подлинной большой традицией. Верным инстинктом он обращается к мастерам, близким ему по темпераменту, по задачам; он, законченный художник, не прекращает своей учебы у старых мастеров. Ни на минуту мы, однако, не должны забывать, что, подходя к художественному наследию, Мане его творчески перерабатывает. На мир он смотрит своими глазами. Как ни сильна сюжетная или композиционная связь работ Мане с произведениями тех или иных мастеров, работы его всегда отмечены печатью ярчайшей индивидуальности, печатью его самостоятельного, одному ему присущего восприятия мира.
Интерес Мане к передаче образов и сюжетов >>>
<<<Оглавление>>>