Обращение к праздничным ситуациям, сосредоточенность художественных конфликтов вокруг различного рода радостных событий свидетельствовали об углубившемся внимании к человеческой личности, ее внутренним нуждам и жизненной судьбе. Здесь явственно сказалось стремление к свободному самовыражению, потребность в целостности духовного и материального субъективно переживаемого бытия.
У героя появилась еще одна сфера жизнедеятельности: наряду с работой, делом, творчеством возникла целая область особого, праздничного, как бы восполняющего обыденность будней, существования. Мотивы общественного и личного порядка получили здесь новое поэтическое осмысление. С иной точки зрения открывался творческому взору художника и весь окружающий его предметно-пространственный мир.
Интерпретация праздничных ситуаций в конце 60-х и на рубеже 70-х годов обладала бросающейся в глаза особенностью: с одной стороны, в ней остро ощутимы как бы ожившие традиции 30-х годов, с другой - последовательно возрастающее использование художественного опыта послевоенного периода. Общий тип приподнято-героической картины, выработанный в конце 50-х годов по отношению к образам суровых подвигов будничного труда, оказался очень кстати при изображении праздника. Гражданственный пафос монументального обобщения на языке конструктивной формы и строгой цветовой гаммы, живо напоминавший лучшие полотна Дейнеки, переменив тональность, звучал теперь в мажорном ключе жизнеутверждающей красочности колорита. Пригодились и архитектоника устойчивой композиционной схемы, и мерная ритмика линий, и способ типизации жизненного материала. Тот же герой - целинник, строитель, ученый - мог быть участником и трудовой вахты, и веселого пиршества.
<<<Оглавление>>>