В безмятежном зеркальном блеске новой полированной мебели, мертвенном глянце асфальта, удвоенном непроницаемой, как клеенка, голубизной неба, предчувствуется тайная угроза личному душевному движению и порыву мысли, ищущей выхода из лабиринта внутренних противоречий.
Кинематограф по природе своего художественного языка, обусловленного технической фиксацией предмета, демонстрирует это деление на родственное безлично-отчужденное в жизни и быту с особенной яркостью. Получившая широкое признание комедия Э. Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром!» (1976) даже сюжетно опирается на комический эффект тупой власти обезличенных вещей над намерениями и поступками людей. Неповторимое, настоящее, единственное, присущее чувствам, личным влечениям и симпатиям, невысказанным радостям и затаенной грусти человека, буквально затеряно среди нагромождения сверкающих, новомодных, цветных, безнадежно стандартных больших и маленьких предметов. Дома и улицы, лестничные клетки и входные двери в новых районах Москвы и Ленинграда неотличимы друг от друга. Мебель, посуда, безделушки разнятся только их расстановкой. Даже новогодняя елка не может отличить «свое» от «чужого» - игрушки везде одни и те же. Неудивительно, что ключ, «мой», единственный, собственный, не гарантирует, что войдешь к себе домой.
Традиционный комедийный прием путаницы и смешных недоразумений обладает потаенным подтекстом; на заднем плане неподвижной панорамой застыли ни с чем не сравнимые пейзажи зимней Исаакиевской площади, набережные каналов, решетки мостов; тихим напоминанием незаслуженно забытого выглядывают купола московской церкви из-за троллейбусов и новостроек.
<<< Традиционный комедийный прием путаницы и смешных недоразумений
Мотив материализовавшейся в вещах живой человеческой судьбы >>>
<<<Оглавление>>>