Весьма характерно, что это обычно лица и судьбы из множества подобных. Это персонажи, которые не претендуют на особую жизненную позицию, они не «чудаки» и не. Однако возникает твердое ощущение, что это те самые люди, которые потребовали «в жизни много - праздника, мира, покоя...»
Среди множества вещей показных и кажущихся этих людей соединяют подлинная привязанность, настоящее взаимопонимание. Вспомним, к примеру, фильм, по сценарию В. Шукшина «Позови меня в даль светлую» (1978). Готовность нести жизненные тяготы и разделить чужую нужду скрепляет союз между взрослыми, детьми, стариками, животными; утешением и опорой служит не то, что они могут сказать друг другу, а то, что понятно без слов. Именно благодаря этому раскрывается не сразу заметное и на первый взгляд малое, что с самого начала светится в их лицах, выделяя из толпы, осмысляя будничную суету и утомительную сутолоку, то м а л о е, в чем узнается хороший человек. И вместе с этим узнаванием как бы преображается весь мир- из малого вырастает большое- «даль светлая...», даль надежды.
Персонаж, которого мы назвали «хорошим человеком», предстает как лицо, которое скорее может быть «увидено», чем «описано». Самые поиски такого образа, внутренний смысл которого легко угадывается чувством, сочувствием и логически трудно определим, достаточно необычен, и мы вряд ли найдем ему близкие параллели в сегодняшнем зарубежном или довоенном отечественном искусстве. Нечто подобное можно уловить в русской классике, у Чехова, например, из больших мастеров советского периода можно сослаться на Андрея Платонова, Павла Кузнецова и Петрова-Водкина.
<<<Оглавление>>>