Снижающие, пародийные интонации переводили идею всенародности, всеобщности человеческого веселья в сферу цирковых клоунад, балаганных представлений, выраженных на языке лубка, деревенского и городского фольклора. Это было уже не празднество как таковое, даже не его символ или эмблема, это были закрепленные народным творчеством образы праздничных действий. Художник забавлял, развлекал или пугал нас живыми картинами «волшебного фонаря». Его личное участие в событии требовалось не больше, чем роль скрытого ширмой кукольника, который показывает нам свой спектакль.
Однако ирония как выражение персонального отношения к происходящему всегда остается родом отстранения. Грань между ироническим сочувствием и насмешливой отчужденностью слишком неопределенна, чтобы всегда можно было ее уловить. Созерцание чужого веселья со стороны - это в каком-то смысле отказ от самой темы.
Нетрудно заметить существенное усложнение общей художественной ситуации: возникло несколько различных способов показать одновременно сосуществующие, иногда прямо противоположные по смыслу, состояния действующих лиц и того, кто о них повествует.
Автор мог быть и сам захвачен вихрем праздничной стихии, мог видеть и наблюдать происходящее со стороны, его участие, его отношение могло оказаться и сочувственным, и настороженно оценивающим. Художник мог серьезно и даже грустно размышлять над тем, как безоглядно веселятся другие.
Снижающие, пародийные интонации >>>
<<<Оглавление>>>