Однако эти действительные пейзажи различных городов столь же эфемерны, как грустный напев, сопровождающий героя по возращении домой. Не случайно, разумеется, ни он, ни героиня не видят панорамы, встающей перед зрителем фильма: мимо действительно прекрасных памятников родного города они проходят потупившись, погруженные в свои мысли, прислушиваясь к другой мелодии и грезя другими образами. Зато до абсурдности мишурны и как мишура ярки вещи, окружающие их в повседневном быту. Они все время на глазах, в руках, в ходу - их передают друг другу, дарят, раскладывают на столе, бросают об пол, берегут, разбивают, рвут. Вещи вмешиваются в существование людей, ради них возвращаются, благодаря им встречаются и расстаются. Безликие и пустые, они активно функционируют в людском быту, как будто претендуют на молчаливое господство бездушного над одушевленным.
Мотив материализовавшейся в вещах живой человеческой судьбы развит и в режиссерской работе Г. Панфилова «Прошу слова» (1976). «Пейзаж», «интерьер», «натюрморт» имеют в этом фильме решающее значение. Достаточно сказать, что самая идея жизни и смерти (гибель мальчика) находит для своего воплощения предметный образ. Последовательная смена жизненных и социальных положений героини предстает в ряду изменяющих «декорацию» интерьеров - от тесной комнатушки с зеркальным шкафом, граммофоном и детской коляской до квартиры с паркетными полами, телевизором и образцовой кухней. Чем больше в окружении героини накапливается спокойных, удобных дорогостоящих вещей, тем напряженнее, трагичнее становится взгляд ее испуганно-растерянных глаз: предметная среда, словно фантастический искусственный сад, разрастаясь все новыми и новыми, самодовольно-торжественными, глухими и немыми предметами - рядами стульев, занавесей, лестниц, вестибюлей, машин,- заглушает человеческие голоса, теснит чувства. Здесь теряется живое слово, как лоскуток бумаги, как детский кораблик, утонувший в многолюдной толпе.
<<< Кинематограф по природе своего художественного языка
<<<Оглавление>>>