Другую, не менее существенную проблему изображения «живых», одушевленных, «говорящих» вещей решает в своих произведениях. Художник, кажется, полностью довольствуется пределами своей мастерской, создавая так несхожие между собой, всегда неожиданные натюрморты-интерьеры. Однако и в них постоянно угадываются отражения более широкого, социального мира с его общественными и культурно-историческими событиями; предметы, которыми он снова и снова пользуется как готовым реквизитом, связаны с надеждами, тревогами и радостями людей. Газета на столе, репродукция на стене, томик Пушкина на подоконнике - окружающее говорит с нами множеством языков; семантика метафоры, символа, подтекста вызывает ассоциации, помнит, подсказывает, вопрошает. Цепь представлений, прямо не связанных с сюжетом и предметным составом натюрморта, ведет за пределы жанра.
Кисти, банки и тюбики с краской, холсты и подрамники теснятся вокруг живописца, и он не устает заново повторять на полотне их бесконечно варьируемые комбинации. Ткани заминаются складками «по собственной воле», листья бегонии топорщатся «как им вздумается», молоток, гвозди, клещи неожиданно попадают туда, где им, казалось бы, вовсе не место. Но этот произвол и случайность - чистая видимость. Строгой логике замысла подчиняются не только композиция, ритм, пространственное построение, цвет натюрмортов, но и весь образный строй, единый и целостный в своей разумной законченности.
Предмет, отмеченный приметами и признаками жизненного применения >>>
<<<Оглавление>>>