Перенимая наивную инфантильность видения, «взрослые» порой пытаются выучить слова, заговорить на чужом, детском языке. Примером может служить работа «Петя и волк» (1972), где художник не столько ставит себя на место своего маленького героя, сколько старается быть косноязычным, картавит, чтобы быть понятным ребенку. Условность приема кажется слишком откровенной и невольно вызывает упрек в надуманности и даже навязчивости.
Несколько иного рода простодушная восприимчивость к окружающему в картине В. Сумарева «Мой дом» (1970-1973) передается, почти внушается зрителю. Повествуя о житейских мелочах, успевая рассказать все обо всем, он «как ребенок» называет вещи своими именами: «у дяди Пети свадьба», «Колька влез на дерево», «художник рисует», а «я пишу на стене мелом». «Детскость» позволяет автору откровенно раскрасить свое полотно и заодно заглянуть во все окна. Его нельзя упрекнуть в непоследовательности, он искренен, и это, пожалуй, привлекательнее всего. Между тем «ребячливость» и здесь откровенно умышленна - художник следовал определенному заданному принципу воссоздать мир, увиденный «глазами детей». Этот мотив мог многое подсказать. Однако сам по себе прием, заранее предполагающий непосредственность, грешил предвзятостью, особенно при многократных повторениях. Злоупотребление такого рода «игрой» не только ее обессмысливало, но порой приводило к прямой профанации самой идеи непосредственного восприятия действительности.
<<< Картина «Утро в чайхане» (1977)
<<<Оглавление>>>