Постепенно сложившаяся к этому времени система приемов начала превращаться в стереотип, образный знак, эмблему празднования; все - от одежды, мимики, позы, обстановки, атрибута до самого типа и характера переживания - делалось условным. Ритуал празднования и непосредственное чувство радости в искусстве такого рода оказывались уже не двумя восполняющими и углубляющими друг друга сферами, но единой и притом вполне материальной тканью, из которой и создавался образ. Белое нарядное платье невесты - это и была свадьба. Мужчины, сидящие за столом с кубками в руках - это и было пиршеством. Душевная радость и предметные формы ее выражения слились в один, овеществленный, равный самому себе символический знак. В подобных произведениях не оставалось места настроению, они лишались внутреннего душевного пространства. Радость сердца из духовной сферы переходила в область чувственного удовольствия от зрелища блестящих монист позумента, ворсистых и гладких тканей, сочащихся соком плодов. Живое веселье представало в предметности обряда, в вещности экзотической бутафории. Самая метафоричность, символизм, иносказательность обретали особую материальность, образы становились своего рода эмблемами, смысл которых есть тождество: сок граната - сок граната, вино - вино, кровь - кровь, праздник - праздник.
<<< Праздник как основа мироощущения
<<<Оглавление>>>