Он пишет копошащийся муравейник лачуг на пригорке; богомолок, бредущих вдоль покинутого флигеля; туго натянутые провода над источенными временем постройками; легкий дирижабль, что реет над распростершимся во мраке городком. Стало быть, следует вывод, бичует тем самым «уродливое в наследии прошлого, то, что мешало созданию нового, светлого, гармонического мира».
Бичует? Разит? Язвит? Отчего же берут за живое драматичные эти картины, и тревожна так, и горестна интонация художника?
Схема базируется на общем, обходит особенное - миропонимание живописца, интонацию его. Сюжеты, мотивы, бывает, повторяются. Интонация уникальна. Принадлежит только этому человеку, как походка, голос, линия руки. Полотна Щукина, посвященные старой Руси, стоят особняком, выделяясь озадачивающим сперва противоречием интонации сюжетной коллизии, редкостным совпадением сугубо личной, лирической ноты с историзмом мышления и, наконец, самим фактом появления на свет в начале тридцатых годов. Россия прежняя - ушедшая, уходящая - в первое послеоктябрьское десятилетие занимала видное место у живописцев как старшего поколения, так и молодых (по преимуществу у тех, кто входил в общества НОЖ, ОСТ, АХРР-АХР); в графике - станковой, журнальной, сатирической. Закономерно, что тема эта привлекала художников, жаждавших понять и выразить идеи, страсти своего времени, исполненных горделивой веры в значимость своей гражданской миссии. Намерение показать современникам картины жизни недавнего прошлого представлялось и актуальным, и насущно необходимым - хотелось внести свою лепту в переустройство мира.
<<< Безапелляционность при объяснении сложных художественных явлений
Первопроходцы в постижении советской нови >>>
<<<Оглавление>>>