Поэт Максимилиан Волошин в статье, напечатанной в журнале «Аполлон», утверждал, что «европеец не так стал бы изображать экзотических зверей - газелей, гиен, пантер, не так бы увидел фигуры женщин, закутанных в покрывала, не так бы подошел к их портретам, как подходит Сарьян».
Статьи о Сарьяне были заполнены рассуждениями «о гармонии чувственности, непонятной логическому сознанию европейца», о поисках «сказочной ночи Азии» и т. п.
За всем этим - не просто дань «зовам древности», модным в литературе и искусстве предреволюционных лет; здесь - попытка представить искусство Мартироса Сарьяна как нечто экзотическое.
Историческая закономерность появления и развития искусства больших обобщений, глубоко оптимистического по самой своей природе, объясняется таинственными, почти мистическими легендами.
Легенды эти забылись, но в представлении многих людей, любящих творчество Сарьяна, он долго был певцом Востока, искавшим где-то там, в экзотических краях, свое собственное «я». А между тем русский и армянский языки и культура были для него органичны и естественны. Мартирос Сергеевич свое творчество начал со стихов, которые писал по-русски.
В его мастерской висит полотно - подмосковный снег. Совсем обычный снег, совсем не такой, какого мы ожидали бы от Сарьяна. И эта картина показалась мне примечательной: ведь для художника снег - это его детство, то, что было всегда привычным и обыденным, а вот горы - это из детских сказок и легенд, связанных с историей армянского народа, то, что поразило художника, воспитанного в детстве совсем в ином пейзаже, раз и навсегда.
<<<Оглавление>>>