В середине девяностых годов имя Серова уже было хорошо известно художественному миру, и не пропускавший в Москве ни одной выставки Николай Павлович Ульянов, впоследствии крупный художник, а в то время ученик Московского училища живописи, ваяния и зодчества, снова и снова замирал в восторге перед первыми появившимися то тут, то там портретами мастерской серовской кисти.
«Серов! Серов! О нем уже говорят, им интересуются, его начинают любить»,— пишет Н. П. Ульянов в своих воспоминаниях, говоря о том времени, когда его будущий учитель и друг еще не стал преподавателем училища.
Громкая слава Серова-портретиста, создателя огромной портретной галереи своих современников самых разных общественных рангов и положений, в течение долгих десятилетий заслоняла от истории русского искусства другие проявления его многообразного блистательного дарования. Оставленные нам Серовым проникновенно глубокие образы корифеев русской культуры и пронзительно острые, «разоблачительные» характеристики «сильных мира сего» отодвигали на задворки творческой биографии художника многие его шедевры совсем иного плана, в частности его изумительные в своем скромном совершенстве деревенские сюжеты. Длительное время — по вине пристрастного буржуазного искусствознания — в каком-то непостижимом небрежении пребывал тот «крестьянский Серов», который только в советские годы предстал перед нами во всем своем первостепенном значении.
Нельзя в этой связи не вспомнить недавние высказывания одного из крупнейших представителей нашей художественной критики академика И. Э. Грабаря:
«За великим нидерландским живописцем Яном Брейгелем, всю жизнь писавшим сцены из жизни крестьян, потомство сохранило прозвище «Крестьянский Брейгель». Если бы Серов не написал ни одного портрета, он с не меньшим правом мог бы перейти в историю как «Крестьянский Серов», так много лет, сил, любви и таланта отдал он изображению русской деревни и крестьянского быта. Русскую деревню, русского мужика, русскую бабу, неказистую деревенскую лошаденку он любил с нежностью необыкновенной. Сколько раз приходилось быть свидетелем, как он опаздывал на поезд, на пароход только потому, что перед самым их отходом замечал телегу с бабой или дровни с мужиком. Что поезд! Что пароход! Какие там дела! Вот дело, которое дороже всех на свете. И Серов рисовал в свой альбомчик, пока не заканчивал, увиденное; так возникали рисунки, которые составляли неиссякаемый источник для его картин на крестьянские темы».
Серов великолепно знал деревенскую Россию. Он умел чутко и тактично передавать красоту крестьянской жизни в ее повседневных заботах и привычно неприхотливый обиход трудового крестьянского люда. Особенно он любил деревню к северу от Москвы с незатейливыми двускатными крышами ее деревянных строений, едва-едва привставших над однообразной и скудной равнинной далью, под небом, хмурым и тоскливым осенью или же, напротив, сверкающим снегом и солнцем в погожий зимний день.
Сперва Абрамцево с царившим там культом народного искусства, затем — в шестнадцати километрах от Твери — небольшой «кусочек земли» Домотканово, где Серов любил подолгу жить всей семьей у гостеприимных друзей, и, наконец, глубокие и разнообразные впечатления, вынесенные в 1891 году из длительной поездки совместно с К. Коровиным во Владимирскую губернию, где оба художника, поселившись в крестьянской избе, много работали с натуры,— вот что питало вдохновение Серова, поэта русской деревни.
Серов воспринимал деревню, как трезвый реалист, без всякой чуждой его натуре умиленности, без какого-либо тяготения к «прихорашиванию» ее природы или подчеркиванию убогости ее быта. И все же какая-то особенная, трогательная нежность и сердечность ощущается в трактовке Серовым деревенской природы и крестьянской жизни, в самом его отношении к теме, которая с ранних передвижнических времен была в центре внимания наших передовых художников. Эта задушевная нота, вообще говоря, несвойственная «объективному», а порой и беспощадному искусству Серова, отчетливо звучит в таких его произведениях, посвященных деревне, как лирический, полный тончайших наблюдений природы «Октябрь» (1895), как «Серый день» (1897), «Зимой» (1898), «Баба в телеге» (1899), «Полосканье белья» (1901), «Стригуны на водопое» (1904) и особенно проникновенно в известной пастели «Баба с лошадью».
В центре картины здоровая, веселая, задорно улыбающаяся, раскрасневшаяся от мороза и тем особенно привлекательная молодая русская женщина, придерживающая за уздечку обросшую, со спадающей на глаза лохматой гривой, но такую бесконечно милую лошадку, которая живет, должно быть, в холодном стойле, но не боится никаких расстояний, никаких тягот «извоза».
Картина писалась в сильный мороз, масляные краски застывали от холода, но Серов не мог устоять перед захватившим его сюжетом и, отложив краски, стал писать пастелью. Хотелось, по словам самого художника, передать ни с чем не сравнимое, радостное, заставляющее кровь сильнее струиться по жилам, ощущение русского мороза в деревне, когда разгоряченные холодом женские щеки пылают алым румянцем, а, похожая своей взлохмаченностью на голову домового, милая сонная лошадиная голова так доверчиво, по родному, жмется к груди хозяйки.
Если в «Девочке с персиками» Серов с непревзойденным мастерством передал свежесть летнего дня, то в «Бабе с лошадью» ему удалось запечатлеть с той же свежестью обаяние русской деревенской зимы.
В центре обеих картин типы национальной красоты: в одной — девочка-подросток, в другой — молодая женщина, но и тут и там выражены покоряющие черты чисто русской привлекательности, те черты, которые уловить и воссоздать на полотне мог только большой русский художник.
«Во время работы над этой картиной,— рассказывал Серов И. Э. Грабарю и Д. Н. Кардовскому,— собрались вокруг крестьяне. По первым же штрихам пастельных карандашей узнавали, что они обозначают: «Гляди—нос, глаз, губы, зубы, платок!» Угадывали все сразу, не так, как «образованные», обыкновенно по началу ничего не разбирающие.
Крестьяне внимательно следили за ходом работы, удивлялись, «как это все само выходит и до чего хорошо и просто». Когда картина была окончена, один не выдержал и заявил:
— Кажись, сам бы вот взял карандашик и сделал, до того дело словно простое».
Чуткость, неиспорченность глаза и точность восприятия Серов всегда высоко ценил в народе. Он признавался, что успех у крестьян был ему приятнее похвал иных присяжных критиков.
«Баба с лошадью» — одно из выдающихся созданий «Крестьянского Серова». Сквозь долгий ряд десятилетий легкая серовская пастель доносит до нас скромную правду деревенского быта и деревенской природы в морозном сверкании студеной русской зимы.
<<< Валентин Александрович Серов (1865—1911) <<<
>>> Аркадий Александрович Рылов (1870—1939) >>>
Валентин Александрович Серов (1865—1911)
В деревне. Баба с лошадью (1898)